Preview

Проблемы Эндокринологии

Расширенный поиск

Полинеоплазия: рак щитовидной железы и ракмолочной железы - частота, причины, механизмы развития

https://doi.org/10.14341/probl200551650-53

Содержание

Перейти к:

Аннотация

Драматическая ситуация с заболеваемостью и смертностью от рака молочной железы (РМЖ), сложившаяся в последние десятилетия минувшего века в индустриально развитых странах мира, придала этому заболеванию статус не только медицинской, но и социальной проблемы. Общество реагировало на это адекватно: ряд предпринятых мер по противораковой пропаганде, ранней диагностике, разработке и широкому применению эффективных методов лечения позволил переломить неблагоприятную тенденцию в смертности при одновременном признании ограниченности возможностей современной медицины в предотвращении РМЖ. Мировые тенденции к повышению продолжительности жизни после излечения РМЖ привели к росту числа пациенток, заболевших впоследствии второй злокачественной опухолью. Пристальное внимание исследователей привлекает сочетание РМЖ и рака щитовидной железы (РЩЖ).

Для цитирования:


Зотов А.С. Полинеоплазия: рак щитовидной железы и ракмолочной железы - частота, причины, механизмы развития. Проблемы Эндокринологии. 2005;51(6):50-53. https://doi.org/10.14341/probl200551650-53

For citation:


Zotov A.S. Polineoplasia: thyroid cancer and breast cancer: incidence, causes, mechanisms of development. Problems of Endocrinology. 2005;51(6):50-53. (In Russ.) https://doi.org/10.14341/probl200551650-53

Драматическая ситуация с заболеваемостью и смертностью от рака молочной железы (РМЖ), сложившаяся в последние десятилетия минувшего века в индустриально развитых странах мира, придала этому заболеванию статус не только медицинской, но и социальной проблемы. Например, в США стойкая тенденция к повышению заболеваемости РМЖ сопровождалась ростом смертности от этого заболевания (прирост смертности в 1983—1987 гг. составил 3,4%) [80].

Общество реагировало на это адекватно: ряд предпринятых мер по противораковой пропаганде, ранней диагностике, разработке и широкому применению эффективных методов лечения позволил переломить неблагоприятную тенденцию в смертности при одновременном признании ограниченности возможностей современной медицины в предотвращении РМЖ. Как сообщается в ежегодном отчете о статистике рака в США, при сохраняющемся ежегодном приросте заболеваемости в 1,2% с 1992 по 1998 г., в 1989—1995 гг. смертность снижалась на 1,6% ежегодно, а в 1995—1998 гг. — на 3,4% [46]. Аналогичные тенденции наблюдались в Канаде[19], Швейцарии [52] и многих других западных странах. В России, Украине рост заболеваемости и поныне сопровождается параллельным увеличением показателей смертности [4, 5]. В РФ стандартизованный показатель смертности женщин от РМЖ возрос за 1991—2000 гг. на 17,3% и составил в 2000 г. 17,24 на 100 000 (среднегодовой прирост 1,8%).

Мировые тенденции к повышению продолжительности жизни после излечения РМЖ привели к росту числа пациенток, заболевших впоследствии второй злокачественной опухолью. Пристальное внимание исследователей привлекает сочетание РМЖ и рака щитовидной железы (РЩЖ). Распространенность последнего не так велика, как РМЖ: на территориях, не подвергавшихся радиоактивному заражению, частота РЩЖ составляет 2,0—3,8 случая на 100 000 женского населения и 1,2—2,6 — мужского. Низкая заболеваемость РЩЖ отмечается в некоторых европейских странах (Дания, Голландия, Словакия), высокая — в Исландии и на Гавайях [60]. Тем не менее количество исследований, посвященных этой далеко не лидирующей локализации рака, постоянно возрастает. Это объясняется рядом факторов. Во-первых, это устойчивый рост заболеваемости — в США заболеваемость с 1973 по 2000 г. почти удвоилась [80]. Очевидно также, что подобная тенденция к росту имеет "внутренние резервы": аутопсийные данные свидетельствуют о том, что у 6% умерших взрослых в США и более 20% — в Японии имеются микроочаги опухоли в щитовидных железах (ЩЖ), не диагностированные прижизненно [63]. По данным Н. Bisi и соавт. [14], на 145 тыс. вскрытий с 1931 по 1989 г. неоплазии ЩЖ обнаружены в 8,4% случаев, причем 68,2% из них злокачественные.

Во-вторых, проблема РЩЖ актуальна в связи с возможной ролью йодного дефицита в его этиологии и, следовательно, возможностью предотвращения путем йодной профилактики и лечения йоддефицитных заболеваний ЩЖ. За 21 год после прекращения всеобщей йодной профилактики в Тасмании (йодде- фицитный регион) заболеваемость РЩЖ возросла с 2,45 на 100 000 женского населения и 0,75 — мужского в 1978—1984 гг. до 5,33 и 1,76 соответственно в 1992—98 гг. [19]. В особенностях содержания йода в пищевом рационе и повышенном естественном радиационном фоне многие авторы видят причину повышенной распространенности РЩЖ на отдельных территориях (например, в Северной Италии) [32] и в этнических группах [70, 77]. Установлено значение йодного дефицита в повышении риска развития РЩЖ, который может реализоваться как непосредственно стимуляцией ТТГ [17], так и через возникновение эндемического зоба, существенно увеличивающего риск [13]. Высказывается, однако, мнение о том, что хроническое высокое потребление йода значительно увеличивает риск РЩЖ у женщин с субклинической дисфункцией ЩЖ [44] и отягощенным репродуктивным анамнезом [50].

Третья причина состоит в высокой чувствительности ЩЖ к радиационному онкогенезу. Это подтверждено обследованиями пострадавших после взрывов в Хиросиме и Нагасаки и на испытаниях ядерного оружия в пустыне Невада, на Новой Земле и Маршалловых островах. Применявшаяся в 40—50-е годы XX века лучевая терапия на область головы и шеи по поводу акне, тонзиллита и аденоидных вегетаций у детей была причиной повышенной заболеваемости РЩЖ. Аналогичные данные получены и в последние десятилетия при радиотерапии злокачественных новообразований у детей [11, 69].

Последний фактор особенно значителен в связи с Чернобыльской катастрофой. Частота РЩЖ у детей на Украине возросла более чем в 10 раз, составив в 1996—1997 гг. 0,45 случая на 100 000 детей по сравнению с 0,04 случая в 1981 г. Морфологически большинство опухолей представляли собой папиллярный рак с агрессивным течением, метастазами в лимфатические узлы, инвазией вен и экстранодальным распространением [65, 83]. Аналогичные тенденции имеют место в Белоруссии, Брянской и Калужской областях России [79]. Прирост стандартизованного показателя заболеваемости РЩЖ в России в 1989—2001 гг. составил 133,3% [7].

На частое сочетание РМЖ и РЩЖ онкологи обратили внимание давно. Описания отдельных случаев и серий наблюдений в научной литературе 50—60-х годов минувшего столетия (К. Daubner, 1961; Р. Lumbroso и соавт., 1961 — цит. по [10]) сменились более масштабными исследованиями. Наиболее важные из последних публикаций приведены в таблице. Публикации, свидетельствующие о частом сочетании онкопатологии молочной железы (МЖ) и ЩЖ, представлены и в отечественной литературе. Однако они, к сожалению, скромны по дизайну и объему выборок по сравнению с зарубежными [1, 2, 9].

Значительное количество публикаций посвящено попыткам выяснить патогенетические механизмы сочетанной патологии МЖ и ЩЖ. Одним из направлений работ является выяснение роли неопухолевых и предопухолевых заболеваний ЩЖ в этиологии РМЖ.

В серии публикаций М. Goldman и соавт. [37—39], изучавших показатели смертности среди пациентов, лечившихся в клинике болезней щитовидной железы Массачусетского госпиталя в 1925—1974 гг., установлено, что смертность у больных с доброкачественными заболеваниями ЩЖ (10,9%) не отличается от смертности у лиц без таковых (10,5%). Аналогичные тенденции имели место и в смертности от злокачественных новообразований (21 и 24% соответственно). В исследуемой группе пациенток была ниже смертность от рака органов пищеварения, но выше — от РЩЖ (11,5% против 4,2%) и новообразований других органов. Смертность от РМЖ в этой группе составила 21,3% против 22,2% в группе сравнения. Пациентки с тиреоидитом Хашимото реже умирали от РМЖ, тогда как больные эутиреоидным зобом — чаще [39]. У женщин с гипертиреозом отмечено статистически значимое повышение числа смертей от рака поджелудочной железы и органов дыхания, но не от РМЖ [38].

При сравнении 1362 больных РМЖ и 1250 здоровых женщин [17] оказалось, что пролеченные болезни ЩЖ (гипо-, гипертиреоз, зоб) не влияли на риск заболевания РМЖ. Гипертиреоз или зоб достоверно снижали риск РМЖ (это, однако, отмечено на небольшом числе пациенток). Заместительная терапия L-тироксином, избыток массы тела, бесплодие незначительно повышали риск РМЖ.

На возможность повышения риска РМЖ при заместительной терапии L-тироксином указывают также Н. Vorherr и соавт. [88]. Авторы отмечают, что гипертиреоз может как снижать риск РМЖ (приводя в пример медленное прогрессирование запущенного РМЖ у пациенток с гипертиреозом), так и повышать его у женщин в пременопаузе. Мнение о том, что заместительная терапия тиреоидными препаратами приводит к повышению заболеваемости РМЖ, высказывается и в работе С. Kapdi [48]: -;астота развития РМЖ при этом составила 12,1% по сравнению с 6,2% в контроле, причем наблюдалась прямая зависимость заболеваемости, от длительности приема препаратов. Особенно показательна частота РМЖ у нерожавших женщин: 33% у поручавших заместительную терапию и 9,3% в контроле.

В популяционном исследовании по методике случай—контроль, охватившем 4575 больных РМЖ и 4682 лица контрольной группы в 5 штатах США, показано, что болезни ЩЖ не ассоциировались с РМЖ, такая связь отмечена только у рожавших женщин, переболевших РЩЖ. Авторы делают заключение о том, что риск РМЖ не связан с болезнями ЩЖ, а также с характером их лечения, менструальным статусом и наличием родов [72]. Между тем другая группа исследователей [58] обнаружила, что у больных РМЖ вероятность развития РЩЖ в 3 раза выше, чем у здоровых женщин; повышала этот риск также избыточная масса тела. Другие факторы, в том числе репродуктивная функция, не влияли на этот риск. Не обнаружили достоверных различий между ожидаемым и фактическим числом заболевших РМЖ среди здоровых и больных с тиреоидной патологией A. Hedley и соавт. [42].

Необходимо отметить, что подобные разногласия в оценке роли гипер- и гипотиреоза прослеживаются и в публикациях 50—60-х годов [74].

С. Giani и соавт., обследовав 102 пациенток с РМЖ и 100 здоровых итальянских женщин, обнаружили преобладание болезней ЩЖ у первых (46% против 14%). Для эутиреоидного зоба эти цифры составили 27,4 и 10%, для зоба Хашимото — 13,7 и 2% соответственно. Между тем уровни свободного Т3, Т4 и ТТГ существенно не различались. Титры антител к тиреоидной пероксидазе (аТПО) были выше у больных РМЖ (23,5 и 8%), тогда как различий в концентрации тиреоглобулина не было. У пациентов с опухолями МЖ чаще обнаруживалось сочетание антитиреоидных антител с клинически верифицированным аутоиммунным тиреоидитом. Не выявлено связи рецепторного статуса опухоли и сывороточного уровня антитиреоидных антител [36]. Авторы предполагают, что аТПО, играя важную роль в антителозависимой цитотоксичности в ткани ЩЖ, могут реализовывать подобный эффект и в МЖ. Кроме того, поскольку экспрессия рецепторов к ТТГ обнаружена в экстратиреоидных тканях, не исключено их наличие в МЖ.

В исследованиях, проведенных Р. Smyth и соавт. [73] в Ирландии (обследовано 200 больных РМЖ, 354 доброкачественными заболеваниями МЖ и 124 здоровых женщин), установлено, что средние значения объема ЩЖ, а также доля женщин с увеличенным ее объемом (более 18 мл) были достоверно выше в группе РМЖ, причем они не различались до и после лечения. Средний объем ЩЖ был также достоверно выше среди пациенток с доброкачественными заболеваниями МЖ. Этими же авторами показано, что у больных РМЖ с объемом ЩЖ менее 10 мл и более 18,8 мл наблюдался лучший прогноз опухолевого заболевания [74]. Лучший исход заболевания, оцененный у 142 больных РМЖ, оказался у пациенток, у которых уровень аТПО был повышен (при объеме железы 10—18,8 мл): безрецидивное течение заболевания в течение 5 лет отмечено у 73% этих больных (в контроле у 56%), 5-летняя выживаемость составила 91% (против 80% в контроле) [74, 75]. Показатели объема ЩЖ и аТПО в отношении прогностической ценности авторы ставят в один ряд с размером опухоли МЖ и состоянием регионарных лимфатических узлов.

При аналогичном обследовании [12] 97 больных РМЖ, 61 фиброзно-кистозной мастопатией и 60 здоровых женщин увеличение объема железы обнаружено у 47, 49 и 22% обследованных соответственно. Достоверно выше в 2 первых группах по сравнению с контролем были также уровни ТТГ и антител к микросомальной фракции тироцитов; уровни Т3 и Т4 были одинаковыми.

Субклинический гипотиреоз обнаружен у 10,5% из 76 больных РМЖ, у 11,8% был повышенный уровень антител к тиреоглобулину и у 9,2% — аТПО [54]. Повышение уровня ТТГ более чем в 3 раза по сравнению с таковым у здоровых лиц выявлено у больных РМЖ, проживающих на контролируемых в связи с аварией на Чернобыльской АЭС территориях; этот показатель был также достоверно выше, чем у больных РМЖ, проживающих в Киеве и на "чистых" территориях. Это сопровождалось снижением сывороточной концентрации Т4 и повышением Т3, тогда как у проживающих в "чистых" зонах пациентов с РМЖ наблюдались тенденция к снижению уровня ТТГ, повышению содержания Т4 и достоверное снижение концентрации Т3 по сравнению со здоровыми женщинами [6].

Среди 477 шведок, страдавших мастопатией, у 54 (11,3%) был диагностирован зоб, что свидетельствовало о статистически значимой положительной корреляции между заболеваемостью этой цитологией. Особенно сильная корреляция имела место между зобом и фиброматозом МЖ [15].

Среди гипотез относительно возможных механизмов влияния тиреоидных гормонов на МЖ можно отметить следующие.

  1. Z. Pavic и S. Pavic [64] указывают на 2 возможных патогенетических механизма: 1) низкий уровень тиреоидных гормонов может обусловливать повышение чувствительности ткани МЖ к пролактину, приводящее в свою очередь к дисплазии и неоплазии эпителия МЖ; 2) тиреоидные гормоны оказывают влияние на метаболизм андрогенов и эстрогенов на периферии. Гипертиреоз приводит к повышению концентрации секссвязывающе- го глобулина, что может усиливать периферический эффект половых гормонов. Возможным путем воздействия йодного дефицита на канцерогенез в МЖ является усиление стимуляции гонадотропинов. Авторы подчеркивают необходимость дальнейшего исследования проблемы наличия рецепторов тиреоидных гормонов в ткани МЖ.

Ряд работ посвящены роли йода в канцерогенезе. Еще в 60-е годы минувшего века сообщалось о превентивном действии йода на возникновение дисплазии МЖ [29]. S. Сапп и соавт. [22] указывают на то, что йод обладает способностью приводить к регрессии йоддефицитного зоба и доброкачественных диффузных заболеваний МЖ у человека и животных. Авторы выдвигают гипотезу, согласно которой низкая заболеваемость доброкачественными заболеваниями и раком МЖ у японок может быть связана с диетическими особенностями, в частности с широким потреблением в пищу водорослей. Прием йода, как отдельно [30], так и в сочетании с медроксипрогестерона ацетатом [34], оказывает супрессивное действие на экспериментальный канцерогенез в МЖ, вызываемый диметилбензантраценом.

Йод, кроме его захвата ЩЖ, органифицируется в антипро- лиферативные йодолипиды в ЩЖ, которые могут оказывать ингибирующее действие на пролиферацию во внетиреоидных тканях. Селен является синергистом йода, так как все 3 моно- дейодазы являются селензависимыми [22].

Оригинальное филогенетическое объяснение роли йода в канцерогенезе ЩЖ, МЖ и желудка предложили S. Venturi и соавт. [86]. Тироциты филогенетически происходят из примитивных йодконцентрирующих гастроэнтероцитов, которые в ходе эволюции мигрировали и стали специализироваться на захвате и накоплении йода с целью адаптации животных, перешедших от обитания в богатом йодом море на сушу, бедную этим микроэлементом. Клетки МЖ происходят из примитивной йодкон- центрирующей эктодермы. Следовательно, желудок, ЩЖ, МЖ обладают йодконцентрирующей активностью и содержат пероксидазы, переносящие электроны к кислороду перекисных радикалов, защищая таким образом ткань органов от повреждений, вызываемых перекисным окислением липидов. Свою гипотезу авторы иллюстрируют фактом повышенной заболеваемости раком желудка среди итальянских фермеров, проживающих в йоддефицитных регионах.

Другое направление в объяснении патогенетических механизмов описываемой полинеоплазии — изучение роли репродуктивных и гормональных факторов, являющихся факторами риска развития РМЖ, в этиологии предраковых заболеваний и РЩЖ [8]. Среди этих факторов упоминаются выкидыши и искусственные аборты, особенно как исход 1-й беременности [50, 58]. Не найдено связи с РЩЖ таких факторов, как возраст рождения 1-го ребенка [62, 67] и возраст менархе [50]. W. Маск и соавт. обнаружили повышенный риск РЩЖ при нерегулярности менструального цикла, увеличение риска с ростом числа беременностей (достоверно лишь у молодых женщин, не болевших доброкачественными болезнями ЩЖ), а также уменьшение риска при кормлении грудью [56]. Связь дисменореи и нарушения репродуктивной функции авторы объясняют наличием зоба и аутоиммунного тиреоидита у этих женщин. Эти заболевания также приводят к аномальному повышению уровня ТТГ и тиреоглобулина в течение гестационного периода и родов.

В анализе, объединившем данные 14 исследований (4 из США, 2 из Азии и 8 из Европы) и охватившем 2247 больных РЩЖ и 3699 здоровых женщин, не было обнаружено связи числа родов, спонтанных и искусственных абортов, бесплодия с риском этого заболевания. По результатам этого анализа авторы делают заключение о том, что связь репродуктивного и менструального статуса с РЩЖ в общем слабая, но может оказаться сильнее среди женщин, заболевших РЩЖ в молодом возрасте [62].

Дискутабельной является роль искусственной менопаузы как фактора риска РЩЖ. Одни авторы обнаружили повышение риска при хирургической менопаузе [50, 52, 62] или ограничивали его лишь женщинами, подвергшимися овариэктомии [56]; другие такой связи не выявили [68]. R. Luoto и соавт. [55] сообщают о повышенном риске РЩЖ у женщин после гистерэктомии как с овариэктомией, так и без нее. Не обнаружено связи риска РЩЖ и возраста наступления менопаузы [33, 56]. Однако в кооперативном анализе 14 исследований [62] указано, что гетерогенность их материала может быть источником ошибок в интерпретации значимости этого фактора.

В популяционном исследовании, проведенном в Сан-Франциско, обнаружено, что преобладание в пище продуктов сои и побегов люцерны, богатых фитоэстрогенами, ассоциировалось со снижением риска заболевания РЩЖ [41,44]. Указанный эффект не различался у белых женщин и азиаток, а также у женщин в пре- и постменопаузе.

Относительный риск РЩЖ был снижен при высоком потреблении овощей семейства крестоцветных в Лос-Анджелесе, Коннектикуте, на Гавайях, в юго-восточной Швеции и Швейцарии, был выше среднего в Японии и Упсале (Швеция); не выявлено связи этих показателей в северной Швеции, Италии и Греции [16]. Эти данные не различались в зависимости от йодной обеспеченности регионов и позволили сделать вывод о том, что крестоцветные в отношении влияния на риск РЩЖ существенно не отличаются от других овощей.

Прием оральных контрацептивов (ОК) не повышает существенно риск РЩЖ [33, 55, 68]. Риск не увеличивался в связи с длительностью приема, возрастом начала их применения и использованием их перед 1-ми родами. По мнению некоторых авторов, использование эстрогенсодержащих препаратов связано с некоторым повышением риска РЩЖ: у рожавших женщин, принимавших ОК, выявлено увеличение риска РЩЖ в 1,6 раза, у использовавших ингибиторы лактации[1] —в 1,7 раза, заместительную гормонотерапию (ЗГТ) — в 1,4 раза [69]. В совместном анализе 13 исследований [51] установлено небольшое, но достоверное увеличение риска (отношение шансов 1,2) развития РЩЖ при использовании ОК. Риск был выше у использующих ОК в настоящее время (отношение шансов 1,5) и снижался с увеличением времени после прекращения их приема. Эта связь была особенно выражена для папиллярного рака. Различий в этих показателях в зависимости от географии исследований не выявлено. Такие результаты, по мнению авторов, если не связаны с повышенным вниманием к состоянию ЩЖ (как и МЖ) у принимающих ОК, могут свидетельствовать о значении женских половых гормонов в индукции канцерогенеза в ЩЖ. Увеличение относительного риска РЩЖ в этой работе отмечено и вследствие гормонотерапии нарушений фертильности, а также с целью прекращения лактации. Не выявлено повышения риска при ЗГТ менопаузальных расстройств.

В исследовании, проведенном в Сан Франциско в 1993— 1998 гг., обнаружено, что риск папиллярного РЩЖ снижался при использовании ОК. Повышение его более чем на 50% наблюдалось у пациенток с ранним (до 12 лет) и поздним (после 14 лет) менархе [71].

В работе Е. Ron и соавт. [68] не выявлено связи риска РЩЖ приема ОК, ЗГТ, подавления лактации, однако найдена корреляция с ожирением, хирургическими вмешательствами по поводу доброкачественных заболеваний МЖ, приемом спиронолактона и витамина D.

Возможным примером общих генетических механизмов происхождения РМЖ и РЩЖ является болезнь Коудена — БК Cowden disease). Это заболевание, называемое также синдромом множественных гамартом, проявляется гамартомами многих органов: МЖ, кожи, ЩЖ, ЦНС, пищеварительного тракта. Патогномоничными признаками БК, встречающимися у 99% “ациентов, являются трихолеммомы — доброкачественные опухоли волосяного фолликула и папилломатоз кожи и слизистых мболочек. Другие частые проявления БК — это аденомы ЩЖ и ■многоузловой зоб (у 40—60% больных), фиброаденомы МЖ _0%), гамартомные полипы желудочно-кишечного тракта (35— -0%), поражения ЦНС (40%). Лица, страдающие БК, имеют значительно повышенный риск РМЖ и РЩЖ: первый развивается у 25—50% женщин, второй — у 3—10% всех пациентов с диагнозом БК. Заболевание, наследуемое по аутосомно-доминантному типу, вызывается мутацией опухольсупрессорного гена PTEN (описываемого в литературе также как ММСА1 и ТЕР1), локализованного в хромосоме 10 и кодирующего синтез биспецифичной фосфатазы (протеинтирозинфосфатазы). Мутантный ген PTEN обнаружен в клеточных культурах РМЖ, го- говного мозга, предстательной железы, почки и в нативных препаратах рака эндометрия, меланомы, РЩЖ [57, 84].

Интересное и достаточно перспективное направление в изучении опухолевой патологии МЖ и ЩЖ возникло в конце 90-х годов XX века с открытием клонирования и интенсивным изучением натрий-йодидного симпортера (НИС) [23, 30]. Установлено, что эстрогены усиливают рост культуры клеток ЩЖ, снижая при этом захват Г и экспрессию НИС [35]. Этим обстоятельством, а также непрямым действием эстрогенов на тиреоидную функцию (повышением сывороточной концентрации Т4- cвязывающего глобулина) и может объясняться большая распространенность зоба у женщин.

Активный транспорт Г имеет место и во внетиреоидных тканях, таких как слюнные и слезные железы, слизистая ободочка желудка, почки, лактирующая МЖ [23]. В ткани МЖ в отличие от перечисленных возможна органификация йода [28]. И хотя возможность накопления йода МЖ описана более 50 лет назад [18], лишь в 2000 г. исследовательский коллектив под руководством Н. Карраско идентифицировал НИС МЖ. В отличие от тиреоидного НИС он имеет иную молекулярную массу что может быть связано с разной степенью гликозилирования молекулы), активность НИС МЖ не зависит от ТТГ и, кроме того, НИС обнаруживается в МЖ исключительно во время беременности и лактации (в ЩЖ — постоянно). Исследования на мышах показали, что для оптимальной экспрессии НИС необходим некоторый пороговый уровень эстрогенов; окситоцин, пролактин и эстрогены повышали уровень НИС МЖ у кастрированных животных [82]. Захват радиоактивного йода лактирующей МЖ частично угнетался антагонистами окситоцина и бромокриптином. Дозозависимый эффект окситоцина и пролактина на экспрессию НИС был обнаружен в культурах клеток РМЖ [25]. Аналогичные эффекты пролактина описывают в серии работ J. Rillema и соавт. [66]. В раковых опухолях ЩЖ экспрессия НИС, как правило, ниже, чем в здоровой ткани [78], опухоли МЖ имеют повышенную экспрессию НИС [82] (в не- лактирующей железе НИС не определяется), однако активность фермента может быть снижена за счет НИС блокирующих антител, присутствующих в сыворотке 19,6% больных РМЖ [49]. Активная разработка этого направления непрерывно продолжается и, несомненно, сулит много новых интересных фактов, зажных и с точки зрения темы настоящего обзора [43, 61]. Выяснение характера связи между заболеваемостью РМЖ и РЩЖ, определенные успехи в установлении ее патогенетических механизмов делают вполне реальной разработку методики лечения и наблюдения за пациентками, которая позволила бы предотвратить возникновение второй опухоли, а может быть и вообще уберечь женщин от ракового заболевания.


[1]До 80-х годов XX века наиболее частым методом фармакологической супрессии лактации было применение долгодействующих эстрогенных и комбинированных эстрогенандрогенных препаратов [56].

Список литературы

1. Агеев И.С., Великолуг А.Н., Жданова Т.Р., Жукова В.М. // Рос. онкол. журн. - 1997. - № 3. - С. 41-42.

2. Бехтерева С.А. // Вестн. хир. - 1996. - № 4. - С. 18-21.

3. Дедов И.И., Демина Н.А. // Вопр. онкол. - 1979. - № 5. - С. 47-50. Злокачественные новообразования в Украине / Федоренко 3.П., Бондар С.В., Войкшнарас О.Б. и др. - Киев, 1996.

4. Ковалев Б.Н., Старинский В.В. // Гормонозависимые опухоли: Материалы IX Всероссийской конференции. - СПб., 2002. - С. 40-42.

5. Маевская Л.П. // Врач. дело. - 1995. - № 5-6. - С. 29-31.

6. Петрова Г.В. // Гормонозависимые опухоли: Материалы IX Всероссийской конференции. - СПб., 2002. - С. 384-386.

7. Прилепская В.Н., Лобова Т.А. // Акуш. и гин. - 1991. - № 3. - С. 5-8.

8. Сельчук В.Ю., Попова Т.Н., Аверьянова С.В. // Рос. онкол. журн. - 2001. - № 3. - С. 18-21.

9. Спитак С.М. Множественные злокачественные опухоли. - Киев, 1968. - С. 71-82; 95-100.

10. Acharya S., Sarafoglou К., LaQuaglia М. et al. // Cancer. - 2003. - Vol.97, № 10. - P. 2397-2403.

11. Adamopoulos D. A., Vassilaros S., Kapolla N. et al. // Cancer. - 1986. - Vol.57, № 1. - P. 125-128.

12. Belflore S., La Rosa G.L., La Porta G.A. et al. // Am. J. Med. - 1992. - Vol.93. - P. 363.

13. Bisi H., Rugeri G. В., Longatto Filgo A. et al. // Tumori. - 1998. - Vol.84, № 4. - P. 499-503.

14. Borup-Christensen S. // Acta Med. Scand. - 1987. - Vol.221, № 4. - P. 395-398.

15. Bosetti C., Negri E., Kolonel L. et al. // Cancer Causes Con-trol. - 2002. - Vol.13, № 8. - P. 765-775.

16. Brinton L.A., Hoffman D.A., Hoover R. et al. // J. Chron. Dis. - 1984. - Vol.37, № 12. - P. 877-893.

17. Brown-Grant K. // J. Physiol. -1957. - Vol.192. - P. 644-654.

18. Burgess J.R., Dwyer Т., McArdle K. et al. // J. Clin. Endocri-nol. Metab. - 2000. - Vol.85, № 4. - P. 1513-1517.

19. Canadian Cancer Society/Statistics, http: // www.cancer.ca/ccs/internet/standard.

20. Cancer Incidence and Incidence Rates in Japan in 1997: Estimates Based on Data from 12 Population-Based Cancer Regis-tries. The Research Group for Population-Based Cancer Reg-istration in Japan // Jpn. J. Clin. Oncol. - 2002. - Vol.32, № 8. - P. 318-322.

21. Cann S.A., van Netten /. P., van Netten C. // Cancer Causes Control. - 2000. - Vol.11, № 2. - P. 121-127.

22. Carrasco N. // Biochim. Biophys. Acta. - 1993. - Vol.1154. - P. 65-82.

23. Chen A.Y., Levy L., Goepfert H. et al. // Cancer. - 2001. - Vol.92, № 2. - P. 225-231.

24. Cho J.-Y., Leveille R., Kao R. et al. // J. Clin. Endocrinol. Metab. - 2000. - Vol.85. - P. 2936-2943.

25. Chung J.-K. // J. Nucl. Med. - 2002. - Vol.43, № 9. - P. 1188-1200.

26. Clevenger C.V., Furth P.A., Hankinson S.E., Schuler L.A. // Endocr. Rev. - 2003. - Vol.24, № 1. - P. 1-27.

27. Cohan O., De La Vieja A., Paroder V. et al. // Endocr. Rev. - 2003. - Vol.24, № 1. - P. 48-77.

28. Eskin B.A. // J. A. M. A. - 1967. - Vol.200. - P. 691.

29. Eskin B.A. // Proc. Int. Thy. Symp. - 1996. - Vol.6. - P. 192-197.

30. Fackenthal J.D., Marsh D.J., Richardson A.-L. et al. // J. Med. Genet. - 2001. - Vol.38. - P. 159-164.

31. Fioretti P., Tavani A., Callus S. et al. // Int J. Epidemiol. - 1999. - Vol.28. - P. 626-630.

32. Franceschi S., Fassina A., Talamini R. et al. // Rev. Epidemiol. Sante Publ. - 1990. - Vol.38. - P. 27-34.

33. Funahashi H., Imai Т., Tanaka Y. et al. // J. Surg. Oncol. - 1996. - Vol.61. - P. 209-213.

34. Furlanetto T.W., Nguyen L.Q., Jameson J.L. // Endocrinology. - 1999. - Vol.40. - P. 5705-5711.

35. Giani C., Fierabracci P., Bonacci R. et al. // J. Clin. Endocrinol. Metab. - 1996. - Vol.81, № 3. - P. 990-994.

36. Goldman М.В., Yoshizawa C.N., Kolonel L.N. // Cancer. - 1998. Vol.61, № 6. - P. 1272-1281. 33. 53

37. Goldman M.В., Monson R.R., Maloof F. // Cancer Res. - 1990. - Vol.50, № 8. - P. 2283-2289.

38. Goldman M.В., Monson R.R., Maloof F. // Oncology. - 1992. - Vol.49, № 6. - P. 461-466.

39. Harvey E.В., Brinton L.A. // Natl. Cancer Inst. Monogr. - 1985. - Vol.68. - P. 99-112.

40. Haselkorn Т., Stewart S.L., Horn-Ross P.L. // Cancer Epidemiol. Biomarkers Prevent. - 2003. - Vol. 12. - P. 144-150.

41. Hedley A.J., Jones S.J., Spiegelhalter D.J. et al. // Lancet. - 1981. - Vol.1, 8212. - P. 131-133.

42. Неufelder A.E., Morgenthaler N., Schipper M.L. et al. // Thy-roid. - 2001. - Vol.11, № 9. - P. 839-847.

43. Ноrn-Ross P.L., Morris J.S., Lee M. et al. // Cancer Epide-miol., Biomarkers Prevent. - 2001. - Vol.10. - P. 979-985.

44. Ноrn-Ross P.L, Hoggatt K.J., Lee M.M. // Cancer Epidemiol. Biomarkers Prevent. - 2002. - Vol.11. - P. 43-49.

45. Howe H.L., Wingo P.A., Thun M.J. et al. // J. Natl. Cancer Inst. - 2001. - Vol.93. - P. 824-842.

46. Iwasa Z., Jinnai D., Koyama H. et al. // Jpn. J. Surg. - 1986. - Vol.16, № 4. - P. 262-271.

47. Kapdi C.C., Wolfe J.N. // J. A. M. A. - 1976. - Vol.236, № 10. - P. 111.

48. Kilbane M. ., Ajjan R.A., Weetman A.P. et al. // J. Clin. En-docrinol. Metab. - 2000. - Vol.85, № 3. - P. 1245-1250.

49. Kolonel L., Hankin J., Wilkens L. et al. // Cancer Causes Con-trol. - 1990. - Vol.1. - P. 223-234.

50. Vecchia L., Ron E., Franceschi S. et al. // Cancer Causes Control. - 1999. - Vol.10, № 2. - P. 157-166.

51. Levi F., Randimbison L., Те V.С. et al. // Ann. Oncol. - 2000. - Vol.11, № 8. - P. 957-963.

52. Li C.L, Rossing M.A., Voigt L.F. et al. // Cancer Causes Control. - 2000. - Vol.11, № 9. - P. 805-811.

53. Limanova Z., Barkmanova J., Friedmanova Z. // Vnitrni. Lek. - 1998. - Vol.44, № 2. - P. 76-82.

54. Luoto R., Grenman S., Salonen S. et al. // Am. J. Obstet. Gynecol. - 2003. - Vol.188, № 1. - P. 45-48.

55. Mack W.J., Preston-Martin S., Bernstein L. et al. // Cancer Epidemiol. Biomarkers Prevent. - 1999. - Vol.8. - P. 991- 997.

56. Marsh D.J., Coulon V., Lunetta K.L. et al. // Hum. Mol. Genet. - 1998. - Vol.7, № 3. - P. 507-515.

57. McTiernan A.M., Weiss N.S., Doling J.R. // Am. J. Epidemiol. - 1984. - Vol.120, № 3. - P. 423-435.

58. McTiernan A.M., Weiss N.S., Doling J.R. // Cancer Res. - 1987. - Vol.47, Issue 1. - P. 292-295.

59. Nagataki S., Nystrom E. // Thyroid. - 2002. - Vol.12, 10. - P. 889-896.

60. Nakamoto Y., Saga Т., Misaki T. et al. // J. Nucl. Med. - 2000. - Vol.41, № 11. - P. 1898-1904.

61. Negri E., Ron E., Franceschi S. et al. // Cancer Causes Con-trol. - 1999. - Vol.10, № 2. - P. 131-155.

62. Pacini F., De Groot L. // The Thyroid and its Diseases, http:/thyroidmanager.org/Charterl 8.

63. Pavic Z., Pavic S. // Z. Lymphol. - 1988. - Vol.12, № 1. - P. 24-29.

64. Rahu M. // Eur. J. Cancer. - 2003. - Vol.39, № 39 - P. 295-299.

65. Rillema J.A., Yu T.X., Jhiang S.M. // Am. J. Physiol. - 2000. - Vol.279. - P. E769-E772.

66. Ron E., Curtis R., Hoffman D.A. et al. // Br. J. Cancer. - 1984. - Vol.49, № 1. - P. 87-92.

67. Ron E., Kleinerman R.A., Boice J. et al. // J. Natl. Cancer Inst. - 1987. - Vol.79. - P. 1-17.

68. Ronckers C.M., Land C.E., Verduijn P.G. et al. // J. Natl. Cancer Inst. - 2001. - Vol.93, № 13. - P. 1021-1027.

69. Rossing M.A., Scwartz S.M., Weiss N.S. // Cancer Causes Control.- 1995. - Vol.6. - P. 439-444.

70. Sakoda L.C., Нот-Ross P.L. // Cancer Epidemiol. Biomark-ers Prevent. - 2002. - Vol.11. - P. 51-57.

71. Simon M.S., Tang M.-T.C., Bernstein L. et al. // Cancer Epidemiol. Biomarkers Prevent. - 2002. - Vol.11. - P. 1574-1578.

72. Smyth P.P.A., Smith D.F., McDermott E.W. et al. // J. Clin. Endocrinol. Metab. - 1996. - Vol.81, № 3. - P. 937-941.

73. Smyth P.P.A., Shering S.G., Kilbane M.T. et al. // J. Clin. Endocrinol. Metab. - 1998. - Vol.83, № 8. - P. 2711-2716.

74. Smyth P.P. // J. Endocrinol. Invest. - 2000. - Vol.23, № 1. - P. 42-43.

75. Somerville H.M. // Aust. Fam. Physician. - 2003. - Vol. 32, № 1-2. - P. 25-31.

76. Spitz M.R., Sider J.G., Katz R.L. et al. // Int. J. Cancer. - 1988. - Vol.42. - P. 549.

77. Spitzweg C., Harrington K.J., Pinke L.A. et al. // J. Clin. Endocrinol. Metab. - 2001. - Vol.86, № 7. - P. 3327-3335.

78. Stsjazhko V.A., Tsyb A.F., Tronko N.D. et al. // Br. Med. J. - 1995. - Vol.310. - P. 801. Surveillance, Epidemiology, and End Results (SEER) Program of the National Cancer Institute, http://seer.cancer.gov/statis-tics/.

79. Tanaka H., Tsukuma H., Koyama H. et al. // Jpn. J. Cancer. Res. - 2001. - Vol.92, № 1. - P. 1-8.

80. Tazebay U. H., Wapnir I.L., Levy O. et al. // Nature Med. - 2000. - Vol.6. - P. 871-878.

81. Tronko M.D., Bogdanova T.L, Komissarenko I.V. et al. // Cancer. - 1999. - Vol.86, № 1. - P. 149-156.

82. Tsubosa Y., Fukutomi Т., Tsuda H. et al. // Jpn. J. Clin. Oncol. - 1998. - P. 42-46.

83. Vassilopoulou-Sellin R., Palmar L., Taylor S. et al. // Cancer. - 1999. - Vol.85, № 3. - P. 696-705.

84. Venturi S., Donati F. M., Venturi M. et al. // Adv. Clin. Pathol. - 2000. - Vol.1. - P. 11-17.

85. Vonderhaar В.К. // Endocr. Relat. Cancer. - 1999. - Vol.6. - P. 389-404.

86. Vorherr H. // Maturitas. - 1987. - Vol.9, № 2. - P. 113-122.


Об авторе

А. С. Зотов

Национальный медицинский университет


Украина

Кафедра онкологии



Рецензия

Для цитирования:


Зотов А.С. Полинеоплазия: рак щитовидной железы и ракмолочной железы - частота, причины, механизмы развития. Проблемы Эндокринологии. 2005;51(6):50-53. https://doi.org/10.14341/probl200551650-53

For citation:


Zotov A.S. Polineoplasia: thyroid cancer and breast cancer: incidence, causes, mechanisms of development. Problems of Endocrinology. 2005;51(6):50-53. (In Russ.) https://doi.org/10.14341/probl200551650-53

Просмотров: 5591


ISSN 0375-9660 (Print)
ISSN 2308-1430 (Online)