Вопросы патогенеза нефролитиаза (НЛ) при первичном гиперпаратиреозе (ПГПТ) остаются не до конца понятными. Между тем выявление НЛ у больных с верифицированным ПГПТ является абсолютным показанием к паратиреоидэктомии. Проводятся различные исследования, направленные на поиск предикторов развития НЛ у больных с ПГПТ. Активно изучается роль генетических маркеров, прежде всего генов, регулирующих кальций-фосфорный обмен.

Цель исследования — оценить роль полиморфизмов генов VDR и CASR в развитии НЛ у больных ПГПТ.

Материал и методы. Проведено одномоментное исследование с включением 203 пациентов с подтвержденным ПГПТ, из которых у 114 имелся НЛ. Всем больным было проведено исследование показателей фосфорно-кальциевого обмена, уровня ПТГ, витамина D, фильтрационной функции почек. Генетическое исследование полиморфизмов гена VDR (FokI, TaqI, BsmI, ApaI, Cdx2)проведено у 169 пациентов (113 с НЛ, 56 без НЛ) методом полимеразной цепной реакции (ПЦР) с последующим рестрикционным анализом; у 187 пациентов (110 с НЛ, 77 без НЛ) исследовали три полиморфизма CASR (A986S, R990G, Q1011E) методом прямого секвенирования ПЦР-ампиклонов лейкоцитарной ДНК.

Результаты. Достоверных различий в частоте генотипов и аллелей исследуемых генов между двумя группами получено не было. По данным логистического регрессионного анализа, единственным прогностическим фактором развития НЛ являлся уровень ионизированного кальций.

Выводы. Исследованные гены не могут быть использованы в качестве предикторов развития НЛ. Возможно, необходимо исследование других генов.

Оценивали роль аутоантител (АТ) к интерферонам (ИФН)-ω и -α2 в диагностике аутоиммунного полигландулярного синдрома 1-го типа (АПС 1), а также специфичность и чувствительность метода HEK-Blue cell для определения этих АТ. 
В исследование были включены 34 пациента с АПС 1 и 21 пациент с очаговой алопецией. Среди пациентов с АПС 1 высокие титры антител к ИФН-ω обнаружены в 100%, а АТ к ИФН-α2 — в 97% случаев. У всех пациентов с очаговой алопецией соответствующие АТ отсутствовали. Таким образом, определение АТ к ИФН-ω и -α2 с использованием клеток HEK-Blue является высокоспецифичным и высокочувствительным методом диагностики АПС 1.

Цель исследования — изучить молекулярно-генетические и клинические особенности сахарного диабета типа MODY2 и MODY3 у детей.

Материал и методы. Молекулярно-генетическое исследование генов GCK и HNF1α было проведено у 169 человек с нарушениями углеводного обмена, диагностированными в возрасте до 18 лет и клинически интерпретироваными как проявления MODY. У 62 пациентов с верифицированным MODY2 и 18 пациентов с MODY3 проведен анализ клинических данных при диагностике нарушений углеводного обмена и при динамическом наблюдении.

Результаты. Отношение MODY2 к MODY3 составило 3,4:1. Нарушения углеводного обмена при MODY2 диагностировались раньше, чем при MODY3: в 7,8 года (4,0; 10,5) против 11,8 года (9,7; 13,5) (p<0,01). Степень нарушений углеводного обмена была менее выражена при MODY2 у 22,4% пациентов показатели углеводного обмена (уровень HbA1c, гликемия натощак и на 120-й мин перорального глюкозотолерантного теста) были ниже диабетических значений, при MODY3 эти показатели соответствовали диагнозу сахарный диабет в 100% случаев. Пациенты с MODY2 реже получали сахароснижающую терапию. Нарушения углеводного обмена у одного из родителей пробандов были диагностированы раньше при MODY3 — в 24 года (18,5; 35,3) против 32 лет (27; 37) при MODY2 (p<0,05), и родители чаще получали сахароснижающую терапию — в 94,4% против 22,2% соответственно (p<0,01).

Заключение. Данное, наиболее крупное в России, исследование позволяет констатировать более частую встречаемость MODY2 в детском возрасте, более мягкое течение заболевания с менее выраженной дисфункцией β-клеток, чем при MODY3.

Цель исследования — изучить ассоциацию полиморфного локуса Glu23Lys гена KCNJ11 с развитием сахарного диабета 2-го типа (СД2) в кыргызской популяции.

Материал и методы. Обследованы 287 человек кыргызской национальности. Исследование было проведено по типу «случай—контроль», включало 178 больных с СД2 (55 женщин и 123 мужчины, средний возраст 54±6,6 года) и 109 пациентов (48 женщин и 61 мужчина, средний возраст 50±8,4 года) без нарушений углеводного обмена (контрольная группа). Идентификация аллелей в полиморфном локусе Glu23Lys гена KCNJ11 проводилась методом регистрации полиморфизма длин рестрикционных фрагментов.

Результаты. При сравнительном анализе распределения частот генотипов и аллелей полиморфизма Glu23Lys гена KCNJ11 среди больных СД2 и лиц контрольной группы выявлены статистически значимые различия. Частота встречаемости аллеля 23Lys в гетерозиготном и гомозиготном состояниях (Glu23Lys+Lys23Lys) у больных СД2 была значимо выше, чем в группе контроля (χ2=4,09; р=0,043). Риск развития СД2 у носителей аллеля 23Lys увеличивается в 1,46 раза [OR=1,46 (1,02—2,07); р=0,036]. Гомозиготный генотип Glu23Glu и аллель Glu23 снижают риск развития СД2 [OR=0,61 (0,37—0,99); p=0,043 для генотипа и OR=0,69 (0,48—0,98); p=0,037 для аллеля].

Заключение. В кыргызской популяции полиморфный локус Glu23Lys гена KCNJ11 ассоциирован с развитием СД2. Предрасположенность к СД2 наследуется согласно доминантной и аддитивной моделям наследования признака. У кыргызов аллелем риска развития СД2 в полиморфном локусе Glu23Lys гена KCNJ11 является 23Lys.

Приведены результаты комплексного исследования особенностей формирования наследственной предрасположенности к медленно прогрессирующему аутоиммунному диабету взрослых (МПАДВ).

Цель исследования — комплексный анализ наследственной предрасположенности к развитию МПАДВ с использованием генеалогического, генетико-демографического и молекулярно-генетического методов.

Материал и методы. Генетическое и генетико-демографическое исследование проведено у 1155 больных сахарным диабетом (СД). Анализ распределения полиморфизма С1858Т гена PTPN22 выполнен у 599 больных СД и 253 здоровых лиц; 49A/G гена CTLA4 — у 300 пациентов с СД и 44 лиц контрольной группы; Е23К гена KCNJ11 — у 231 больного СД и 44 здоровых лиц. Проведено тестирование полигенной и генетической гетерогенности моделей наследования; изучена взаимосвязь степени метизации больного и семейного накопления СД; определение единичных полиморфизмов выполнялось с помощью полимеразной цепной реакции и рестриктного анализа.

Результаты. МПАДВ является генетически самостоятельной формой СД и описывается параметрами полигенной пороговой модели; в его наследовании существенная роль принадлежит наследственным факторам (59,2%), имеются нелинейные межлокусные и межаллельные (GD=1,2%) взаимодействия и возможно влияние ряда генов с выраженным эффектом в детерминации этой формы заболевания. В системе генетического контроля МПАДВ имеется примерно одинаковое количество общих генов с СД 1-го (СД1) и 2-го типа (СД2) (65,3 и 66,1% соответственно). Изменение семейного накопления СД1 и СД2 среди родственников I и II степени родства у больных МПАДВ с увеличением степени метизации (СМ) отличается от такового у больных как СД1, так и СД2. Носительство Е23К гена KCNJ11, 49A/G гена CTLA4 и С1858Т гена PTPN22 в харьковской популяции ассоциировано с МПАДВ, СД1 и СД2 и повышает риск их развития. Гомозиготное носительство 23К/К гена KCNJ11, 49G/G гена CTLA4 и 1858Т/Т гена PTPN22соответствует наибольшему риску развития МПАДВ.

Выводы. Комплексное исследование выявило генетическую самостоятельность МПАДВ, что может служить основанием для уточнения классификации этой формы СД.

Цель исследования — разработка метода ранней диагностики микроангиопатии у больных сахарным диабетом 1-го типа (СД1) на основе капилляроскопии в сочетании с функциональными пробами: окклюзией манжетой верхней конечности, пробы с холодовым и тепловым воздействиями на верхнюю конечность.

Материал и методы. В исследование были включены 54 больных СД1 (средний возраст 24,1±3,2 года), которые были разделены на две группы: 1-я группа — 28 (51,6%) больных со стажем заболевания менее 5 лет; 2-я группа — 26 (48,4%) со стажем СД более 7 лет. Пациентам было проведено комплексное обследование, а также капилляроскопия в покое и функциональные пробы. Контрольная группа включала 26 практически здоровых людей.

Результаты. Капилляроскопия в покое позволяет диагностировать структурные изменения сосудов микроциркуляторного русла у больных СД со стажем заболевания более 7 лет. На ранних стадиях заболевания, еще до появления структурных изменений, наблюдаются нарушения, диагностируемые с помощью функциональных проб. Отмечалось удлинение времени восстановления капилляроскопических показателей после проведения функциональных проб до исходных значений в сравнении с контрольной группой.

Выводы. У больных СД1 время восстановления капилляроскопических показателей, измененных под влиянием функциональных проб, можно использовать в качестве раннего диагностического критерия диабетической микроангиопатии.

Снижение рождаемости в развитых странах и увеличение частоты мужского бесплодия способствуют интенсивному поиску факторов, негативно влияющих на репродуктивную систему мужчин. Причиной бесплодия у мужчин репродуктивного возраста может быть избыточная масса тела и ожирение. Одним из механизмов негативного влияния избытка жировой ткани на фертильность мужчин является нарушение сперматогенеза. Представлены данные литературы о макроскопических и ультраструктурных нарушениях сперматогенеза у мужчин с ожирением. Приведены данные, полученные в отделении вспомогательных репродуктивных технологий (ВРТ) ФГБУ ЭНЦ МЗ РФ, о связи между индексом массы тела (ИМТ), параметрами спермограммы и индексом фрагментации ДНК сперматозоидов, а также о влиянии ИМТ мужчин на исходы программ ЭКО.

Ряд современных алгоритмов терапии сахарного диабета 2 типа предусматривает старт интенсивной сахароснижающей терапии при уровне HbA1c более 7,5% на момент постановки диагноза. Статья рассматривает возможные преимущества комбинированной сахароснижающей терапии в дебюте сахарного диабета 2 типа. 

Гипогонадизм у мужчин, определяемый как снижение уровня тестостерона в сыворотке крови в сочетании с характерными симптомами и/или признаками (подробно описанны далее), может наблюдаться при патологических изменениях яичек и/или гипофиза, таких как синдром Клайнфельтера, синдром Кальмана, а также у мужчин с идиопатическими, метаболическими или ятрогенными нарушениями, приводящими к дефициту андрогенов. Эти рекомендации не охватывают всего диапазона патологий, обусловливающих развитие гипогонадизма (дефицита тестостерона), а фокусируются на его клинических вариантах, которые составляют большую часть случаев гипогонадизма, наблюдающихся у мужчин.